«Мой отец не мог пройти мимо людского горя»
«Эврика» продолжает публиковать отрывки из автобиографического эссе Елеусина САГИНДИКОВА «Лезвие истины».Почему Наурызбай Сагиндыков стал главой рода Коныр?
«С тяжёлым сердцем, с грузом неподъёмного Аманата, вернулся в отчий дом Наурызбай. Родные кочевья встретили его запустением и разрухой. Народ, истощённый войной и карательными набегами, разбрёлся кто куда. Наурызбай собрал всех соплеменников, обогрел, обнадёжил и вдохнул надежду.
Остановился наш род в местности Батпакты на берегу Акбулака. Это был 1916 год. Дабы выжить, вчерашние кочевники занялись земледелием. Вдоль Батпакты посеяли пшеницу, просо, посадили картошку, лук и огурцы. Настало лихолетье гражданской войны, противостояние идеологии, ужасы противостояния белых и красных, когда то одни из них отступали, то - другие. До сих пор места первой пашни Наурызбая так и называются Егиндысай. А народ пришёл в себя, голод, холод и мучения, казалось, остались далеко позади… Но только казалось…
С начала тридцатых годов наш народ настигло ещё одно несчастье - искусственно созданный голод. Джут, охвативший всю степь от края и до края, буквально скосил наш народ. Казахи гибли целыми семьями, родами… Вся степь была белой от усеянных костей… Вчерашний благоденствующий народ после того, как у него отобрали основу жизни - скот, пошёл скитаться на шатающихся от слабости ногах. Это страшная картина: надрывный плач матерей, которым нечем накормить своих детей. И безысходность… И пустота…
Наурызбай взвалил на себя заботу о всей близлежащей округе. Во-первых, это его долг Азамата, во-вторых, это Аманат, завещанный ему Тауасаром, от которого он никогда не отступал. Груз Аманата никогда не был и не будет лёгким. Наряду с земледелием Наурызбай освоил и мастерство рыбака. До глубокого вечера весь аул ждал возвращения Наурызбая с реки, а он, несмотря на усталость, сначала обходил все дома, раздавая всем поровну наловленную рыбу, и только потом возвращался домой с остатками улова, да и то, если останется… Благодарный народ место его рыбалки так и прозвал - «Глубина Наурызбая». Сколько лет прошло, до сих пор оно так называется…
Нужда и голод превратили Наурызбая в непревзойдённого охотника. Он ставил силки и капканы, был искусным мергеном, без промаха бьющим и птицу, и зверя. Только благодаря его искусству вся округа смогла пережить жестокие годы великого джута. Места его охоты так и прозвали его именем - «Долина Наурызбая».
«Наурызбай был не только искусным охотником, рыбаком и земледельцем, казалось, что нет на свете ремесла, не подвластного его «золотым рукам», - говорили позже старожилы, лично знавшие и помнящие его. Его руки не ведали покоя: то починить кому-то что-нибудь нужно, то сшить одежду… А кожаные сапоги он шил лучше фабричных. Удобные, лёгкие, красивые… Сносу им не было. Так он стал неофициальным главой маленького рода Коныр.
Во времена всеобщей коллективизации вдоль Батпакты образовалось несколько колхозов. Единый, спаянный и закалённый трудностями род Коныр объединился и трудился в колхозе «Биринши май». Приняв условия веяния нового времени, люди начали сообща работать ради общего блага».
Почему в советские времена Наурызбай не боялся верить в Бога
«В те годы у моего отца были сын Карымсак и дочь Рабига, а первая его супруга внезапно скончалась. Карымсак позже ушёл на фронт, служил в разведке, отважно воевал, был награждён орденами и медалями, но вернулся с войны инвалидом. Одиночество пристало лишь Господу нашему, да и детям требовалась материнская забота. Отец соединил свою судьбу с девушкой, значительно младше его, Бакыт из рода Байкошкар - Кете. У Бакыт-ана в то время была очень красивая дочь по имени Кайша, но она скоропостижно скончалась, работая на железнодорожной магистрали Турксиб. Бакыт-ана родила в 1938 году Акпатшу, в 1940 - Жарылкасына, в 1942 - Коблана, а в 1947 году родился я.
Жарылкасын скончался во младенчестве, ему тогда не было и года.
Наурызбай-әке был грамотным и просвещённым человеком. Владел арабской письменностью. Не пропускал время всех пяти обязательных для мусульманина намазов. Он был последним представителем рода славного Сагындык-бия, поэтому на самом почётном месте у нас дома неизменно находился Священный Коран. И даже когда в самые лютые голодные годы люди от безысходности, подобрав падший колхозный скот, варили мясо, он обходил их стороной, с негодованием отвергал предложенное мясо падали: «Мои дети харам есть не будут…». Его неприхотливость, простота и душевная широта вошли в легенды и рассказы знавших его людей».
Зачем к нему приезжали даже из отдалённых сёл
«Хотя время было непростое, когда бай или мулла считались врагами, народ не порвал со своими традициями и религией предков. Вся округа знала и приходила к Наурызбай-әке, когда надо было кого-либо из земляков проводить в последний путь по всем обрядам и канонам Ислама, прочитать со всем жамагатом Жаназа-намаз и заупокойные суры из Священного Корана. А в годы, когда ни капли дождя не было месяцами, Наурызбай-әке, собрав всех мужчин, от мала до велика, проводил обряд Тассатык, после совместной молитвы читал соответствующие дуа.
Отец собственными руками сделал две ручные мельницы. Одной, что поменьше, мы пользовались сами, а другая, большая, стояла во дворе и считалась общим имуществом всех жителей села, любая семья могла тут же перемолоть зерно на муку.
В те времена профессия кузнеца была, что называется, востребованной и дефицитной. Не в каждом ауле были люди, владеющие этим искусством. А наш отец в жарком огне печи плавил непослушный металл, изготавливал изумительной ручной работы топоры, молотки, ножи, подковы и многое другое, что так необходимо было в хозяйстве. Жители отдалённых от нас сёл, - Бозтобе, Караайгыр, Бегалы, Калиновка или Бескудук, - специально приезжали к отцу и забирали его на несколько дней, чтобы он в их селе поработал кузнецом. Из этих поездок отец неизменно возвращался с полным коржуном всяких вкусностей. Во время войны он долгими вечерами шил полушубки, сапоги и ушанки для фронта.
Но никогда отец не просил и не требовал оплату за свой труд. Если есть возможность отблагодарить, то просивший помощи незаметно положит у порога вознаграждение. А нет такой возможности - ну и ладно, что ж, не страшно, достаточно искреннего «спасибо».
Почему слово «нет» было под запретом в доме Сагиндыковых
«Многое о тех годах помнит моя сестра Акпатша. Она была повзрослее, и её детские воспоминания целиком были связаны с отцом. Как-то один из очень довольных работой отца в кузнице оставил в знак благодарности пачку чая. Большая редкость в то время - чай, а тут целая пачка… В те времена отношения между людьми, а тем более соседями-односельчанами, были простыми, люди могли запросто зайти попросить что-то по хозяйству. Это было в порядке вещей, ничего удивительного. И отказывать было не принято.
Как-то Әже ответила соседям отказом: «Да у нас осталось-то всего на одну заварку…».
Услышав ответ, отец сказал:
- Тогда отдай всё, что осталось, этим людям. Сами мы будем пить «земляной» чай. Чтобы я не слышал слово «нет» в нашем доме. Забудь это слово! Если на самом деле закончилось, так и скажи: закончилось, но скоро будет, мы что-нибудь придумаем…
«Земляным» чаем в народе называли редкое растение с очень красивым цветком. Но надо было знать и уметь, как его заваривать, приправлять, очень замудрённый рецепт приготовления был у этого «чая», но если знающий человек его приготовит по всем правилам, то запах и вкус у него будут исключительные.
Недоступные в то время конфеты и монпансье нередко вручались кузнецу за отменную работу. Отец поровну делил их между своими снохами - женге. За его щедрость, доброту и широту женгешки прозвали его «Береген-кайным» - «Щедрейший». Позже это устное прозвище видоизменилось в «Берен-кайны». У слова «берен» в ка-захском языке есть значение «ружьё» - произвольное от русского названия винтовки «берданка». Так вот, оба этих имени очень шли моему отцу…».
В доме Наурызбая всегда жили люди, попавшие в беду
«В послевоенные годы, когда страна, только оправившись, восстанавливалась, по предложению председателя колхоза Оразымбета, отец работал бригадиром в колхозных садах.
Вот так, работая, отец построил большой дом из дёрна. В тот год в Егиндыбулак переехали две старые женщины - Калампыр и Лиман с дочерьми, которых звали Турсын и Балкия. Время было трудное, тяжёлое. Народ и сам жил впроголодь, еле-еле сводя концы с концами. Помочь особо никто ничем не мог, но только не Наурызбай-әке. Он приютил их, выделил им комнату в своём доме, прорубил отдельную дверь и оставил их жить у себя. Семьи, не имеющие ничего, кроме одежды, которая была на них, нашли приют и кров в гостеприимном доме Наурызбая. Возвращаясь вечером домой, он первым делом спрашивал у жены:
- Как соседи? Горит ли у них огонь? Они ели? Нет? Тогда половину нашего ужина занеси им…
Летом следующего года отец построил для них отдельный однокомнатный дом. Но почти сразу к нам на порог пришла старушка Мактым с дочерью Суйрик, прося помощи и приюта. Отец, ни секунды не раздумывая, разместил их в комнате съехавших недавно Калампыр и Лиман. Через пару лет, оправившись, Мактым с дочерью тоже съехали уже в свой дом.
Ещё через какое-то время в нашем доме жили Жаекен с женой Монтакай и сестрой Айсулу.
Ни один из этих людей не был нашим близким родственником, но отец не мог пройти мимо людского горя и страданий. Его большое сердце было открыто для любого человека, просящего о помощи. Никогда никому не отказал. Ни разу.
Хоть и был я несмышлёным мальчишкой в ту пору, но всё это отчетливо помню. Как вчера…
Наурызбай-әке умер в 1952 году, в возрасте 65 лет. До его кончины наша семья, наш род «Коныр», да и весь наш посёлок ни в чём не нуждались… Такой был человек. Да будет благословенно имя его…».